Сёма даже вайкнуть не успел. Его скрутили, свинтили, запеленали. Один из паучков предупредительно обмотал паутинкой пасть. А дальше вора раскачали, и отправили в экзальтацию свободного полёта.
Грохнувшись в кучу тряпок, головой вниз, лапами наверх, Сёма несколько секунд не двигался. Затем одна задняя лапка пошевелилась, почесала другую, и хомяк, отплевавшись от паутины, медленно, но верно, принялся выколупываться на поверхность, невразумительно шипя, про то, что «рождённый ползать летать не должен».
Судя по злорадному смешку сверху, хомяк «был создан для полёта, как Светозара для счастья». Против веского аргумента в лице десятков мерцающих глаз, крыть было нечем.
Поэтому с трудом вывалившись из корзинки, энергичный вор пошёл другим путём.
Вместо того, что бы снова атаковать кровать Светозары, ободранный, весь в остатках липкой паутины хомяк, проворно поскакал за дверь.
Через пол часа крайне заинтересованная пропажей вора паучиха, осторожно проследовала в горницу.
- А сами - то мы не местные…сиротя я тридевятинская. На чём душа токось держится – пуская скупую хомячью слезу, трагичным шёпотом надрывался маленький хомяк.
Стоя на мисочке из под блинов, ака на трибуне, Сёма собрав вокруг себя благодарных слушателей, давил героизмом на жалость. Не забывая при этом азартно подпрыгивать, ударять себя лапкой в грудь, шмыгать носом, и тереть мокрые глаза, в нужных местах.
- И значит налетаю я на Кощея, и говорю ему: - А ну поклажь девицу Светозару наместо.
А он мне: - На одну ладонь положу – второй прихлопну!!!
Лапоть - Топотун испуганно согнулся и закрылся завязочками, нечисть захлопала, зашуршала, заквохала.
- Но не испугался я злодея! – выдержав хорошо поставленную паузу, Сёма шмыгнул и позволил себе выпятить грудь. – Подлетел и дал ему в торец, вот этой самой… – хомяк согнул кулачок, но сообразив, что выглядит неубедительно, поспешно исправился.
– Короче, укусил за голову!... И тут он как закричит: Помилосердствуй Сёмушка. А я ему… Говори подлец, где деньги лежат. Ну в смысле…Отпусти Светозару, пока есть чем! А Кощей упрямится. Ну тут я ему задней лапкой прыг, передней тудымс, а потом бац, бац…хлобысь. И тут ему и конец пришёл – закончил воришка, и дождавшись заслуженных аплодисментов, прибавил мечтательно – Удрал через окно. Пол царской стены разворотил. Там до сих пор дыру заделывают. Олаф ему потом грозился, шенкелей всыпать. А мне хотел медаль дать. За храбрость! – хомяк застенчиво потупил глазки и сделав многозначительный намёк, продолжил героически – Но я отказался! Говорю. Не ради награды, а ради Отечества радею. Потрясённая нечисть, реагировала проникновенно. Все разом зашумели, зашуршали, захлопали. Лапоть – топотун сбегал под лавку и принёс для Сёмы выдранный из банного веника согнутый прутик, который торжественно был водружён хомяку на голову в качестве лаврового венка
- Во заливает – поражённая паучиха уважительно крякнула и едва не свалилась с ниточки. А дальше спектакль развивался по заданному сценарию.
Сёма осмелел, всхорохорился. Подложил на миску из под блинов, крышечку с крынки, что бы значит, быть ещё повыше, и вдохновенно принялся сочинять. Про страны чужедальние, про девиц спасённых, про богаства несметные украденные у богатых в пользу бедных. И как был он заколдован страшным Берендеем, а кто – то – обвиняющий жест в сторону спальни – Побрезговал молодца доброго поцеловать. Дел ратных не оценил, ибо не вышел рылом сирота тридевятинский, а он же ведь не ради себя, ради Отечества токмо. И чести девичьей.
Услышав про честь задремавшая было паучиха встрепенулась и прищурилась.
Хомяк вовсю расхаживал по половичку и размахивая берёзовым прутиком наподобие указки, составлял план активных наступательных действий.
Одну лапку, он заложил в мех шубки, и слегка прихрамывая, командовал.
- Сим манёвром свершим блицкриг. Что значит быстро и…Хомяк оглянулся по сторонам и заметив паучиху махнул прутиком
- Вражеский лазутчик.
В прямом смысле слова «обалдевшая» паучиха, успела метнуться за дверь, спеша возвести в спальне хозяйки оборонительные рубежи. Но стремительность Сёмы, была поистине неугомонной.
- Дети мои, и все кто любит меня! – взобравшись на топотуна, Сёма подал сигнал к атаке – За мной!
Несколько десятков странного вида комочков торопливо приоткрыли дверь и под тихий, но ощутимый топот, множества ножек, Симеон храбро поскакал на взятие кроватного рубежа. Не допрыгав метр до кровати, топотун резко затормозил и хомяк раскинув лапки полетел вперёд, мысля приземлится прямо на Светозару.
В этот момент решительных и отчаянных действий, было не до соблюдений предосторожностей и тишины.
Не успевшие блокировать шустрых паучков агенты, один за другим посыпались по сторонам избушки, а сам Симеон приземлившись в спешно сплетённую паутину запутался, и под
- Налегай ребятушки!
Полетел в стенку. Впечатлённая рассказами о неуязвимости хомяка, паучиха больше не церемонилась, и смачно впечатавшись носом в брёвна, хомяк с тихим шмяком, сполз вниз.
С исчезновением полководца, атака разом застопорилась и мелкая нечисть боясь воевать с паучками, торопливо откатилась назад.
- С потерей Москвы – пробормотал хомяк, тряся головой и бросился на новый штурм, благо добродушным Топотун был рад пособить и подкинуть.
Второй раз, Сёма летел гораздо дальше и метче. Угодив в цветочный горшок, хомяк на некоторое время притих. Блицкриг ломался, терпя сокрушительное фиаско.
- И кровью распишемся на стенах – выплюнув землю, хомяк, вывалился вниз, и снова ринулся на штурм. Распугавшие нечисть пауки, тем временем успели подготовить хорошую противовоздушную оборону, сплетя чуть ли не целую маскировочную сетку, соваться в которую, желающих не нашлось, точно так же как и писать несуществующей кровью, на чистых стенах, любимой хозяйки. В оправдание запрятавшейся по щёлкам нечисти, можно было сказать лишь одно. Они искренне переживали за Сёму, и наверное душой были на его стороне. Ну по крайней мере первые три атаки.
На четвёртую, половина зрителей отчаянно зевая, незаметно поползла спать. На пятой, Топотун начил косится на любимую лавочку. На шестой, паучиха не выдержала.
Сердце у неё было жалостливое, а вид убивающегося об стены хомяка, был зрелищем не для слабонервных детишек.
- Да когда ж ты угомонишься, то сердешный? - проскрипела она жалостливо.
- Я памятник себе воздвиг нерукотворный – бормоча и пошатываясь кривыми зигзагами, Сёма упорно шёл к кровати.
- Головой шибко ударился – поясняла паучиха детям. На седьмой раз Топотун жалостливо отвернулся, и закрылся завязками сердобольно отказываясь подкинуть Сёму
- Не зарастёт ко мне народная тропа – бормотал Сёма повиснув на завязке и требуя реванша.
- На могилку то ходить будем, навещать. Чей не звери – паучиха уже уложив детей всхлипнула. Топотун безголосо рыдал, понимая, что вот оно. На глазах его вершится подвиг героический. Он даже попытался поцеловать хомяка вместо Светозары, давая понять, что разделяет убеждения Сёмы, и одного лёгкого толчка оказалось достаточно, что бы измученный хомяк полу бездыханным свалился на половичке, разбросав конечности.
- Никак угомонился? – паучиха осторожно выглянула вниз. – Живой хоть?
Топотун недоумённо пожал завязками и потыкал Сёму в пузико. Хомяк издал стон
- Врагу не сдаётся наш храбрый хомяк. – пробормотал он и откинул голову свесив язычок.
- Живой – паучиха облегчённо перевела дух, и дала команду паучатам, перетащить хомяка в безопасное место, подальше от греха и глаз любимой хозяйки.
Когда послушные и невыспавшиеся детишки, осторожно выбросили хомяка в лопухи под окном, в небе уже вовсю занимался рассвет. Не переставая гомонили петухи, и первые радивые хозяйки скрипели колодезными журавлями.
От ночного приключения, в горнице Светозары не осталось ни следа. Разве что перевёрнутая корзинка с шитьём, просыпанная земля, да валяющиеся на коврике засушенные берёзовые листья. Вот и всё, что осталось на память, от бесславного блицкрига Симеона.
-
Отредактировано Вор Симеон (2009-01-29 20:31:37)
