Царский терем. Личные покои царя >>>
С утра в Престольной палате было многолюдно. Служанки спешно домывали полы, протирали цветную слюду на окнах, смахивали с лавок несуществующую пыль, растапливали печь.
Стрельцы-охранники, позевывая и потягиваясь, заняли свои места у дверей и царского кресла. Вошел писарь с «долгим ящиком», который утром забрал с площади, сел на табурет у трона и принялся разбирать челобитные. Сами просители толпились на площади в ожидании царского суда.
Едва челядь успела закончить уборку и уйти, как шумной толпой ввалились бояре и принялись яростно спорить о почетных местах. Лишь столетний Будимир Микулович, не тратя времени на разговоры прошел к самому почетному (по правую руку от царя) и самому теплому (у печки) углу, сел, откинулся на стену, надвинул шапку на лоб и задремал.
Последним пришел царь, который, как и всякое начальство, задерживался, давая возможность остальным уладить свои дрязги без него. При появлении царя стрельцы вытянулись по струнке, бояре примолкли, писарь замер с пером наизготовку.
Олаф не спеша прошел по залу, лично проверил чистоту окон, послушал как шумит печка, поздоровался с Будимиром, сел, наконец, на трон и велел писарю начинать. Тот с готовностью забубнил:
- Корчмарь Гостомысл Лихой жалуется на корчмаря в Белочкино, что тот переманивает всех путников и хвастается своей медовухой. А у Гостомысла медовуха не хуже и идти к ней ближе.
- Проверим, – отрывисто бросил царь. Дьяк встал у окна и теперь зычным голосом выкрикивал в толпу слова Олафа.
- Обвалился мост через речку Долгую, что у Булкино. Бабы просят вернуть мост на место и приструнить старосту Путимира, который факт крушения замалчивает, потому что все деньги на новый мост продул в карты заезжему хитровану.
- Построить на деньги старосты новый мост. Казначею - послать своего помощника в Булкино проверить. Кто врет, того выпороть. – Монотонный голос писаря и тепло действовали на Олафа убаюкивающее.
- Девка Любонрава из Балуева просит заставить Дубыню-кузнеца отвести ее на ярмарку в Белочкино, как обещал.
- Обойдется, - пробормотал царь, усилием воли держа глаза открытыми. – Медом им там всем намазано в Белочкино, что ли?
...
- Пожар в столице! - Неожиданно бодрым голосом объявил писарь, - Ночью объявился реликтовый змий Змей Горыныч, грязно ругался и сжег комфортабельный платный нужник на пять посадочных мест, собственность золотаря Якова Хромого. Раз и нету - сам видел! – Внес свою лепту Феофан. - Тушили все улицей, сильно извозились. Золотарь требует найти управу на супостата и возместить убытки.
Воцарилось долгое молчание.
- Восстановить нужник за счет казны, - наконец, сквозь зубы процедил Олаф. – Дальше.
- Рыбак Лудислав, ключница Зима и портной Девятко поругались из-за телка бабки Анисьи.
- Чего? – царь окончательно проснулся и сел ровнее. – Что ты мелешь? Какого телка?
- Черного, - сверился с челобитной писарь, - круторогого.
- Продолжай.
Писарь с готовностью продолжил доклад. Бабка Анисья, весьма уважаемая, но мягкосердечная к тварям бессловесным женщина, растила телка Гаврюшу у себя в хлеву, да не уследила. Гаврюша, вырвавшись на свободу, пустился во все тяжкие: объел в огородах у доброй половины Славгорода горох, поломал тынов и истоптал 10 локтей шелка у портного, чуть не скопытился в колодец на пересечении улиц Рябинной и Камышинской, но, к несчастью, выбрался, отобрал и съел букварь у рыбацкого сына, зачем-то пободал яблони в царском саду. А еще пожевал портки у пастуха Святибора, но тот только добродушно вытянул телка хворостиной по спине и претензий предъявлять не стал. Поймать строптивую тварь удалось только на подступах к мясобойне. Челобитчики просят телка судить.
- А бабка Анисья? – заинтересовался царь.
- Бабка Анисья просит помиловать безмозглую тварь, обещает провести с Гаврюшей воспитательную работу. Как рассудишь, государь?
- На кол посадить, - по привычке брякнул царь.
- Телка? – глаза у писаря стали круглые и большие, как две пуговицы.
Бояре, почувствовав, что намечается потеха, оживились, принялись толкать друг друга локтями. Будимир Микулович приоткрыл один глаз.
- Телка? - переспросил царь, с трудом избавившись от видения «Гаврюша на вертеле». - Не, телка на кол не надо, каждую дурную животину на кол сажать – колов не напасешься. Анисья – баба умная, но скотину уму-разуму учить – только портить. А ну как в другой раз телок до Родьки Жилы доберется?
Все вздрогнули, представив. Славгородский мясник и крысодав, худой да жилистый мужик, который с одного удара мог забить быка, слыл в округе знатным живодером. Если бы он застал в любимом яблоневом саду весело резвящегося Гаврюшу, от животины бы мало что осталось.
- Телка, раз он так рвался на бойню, забить. Тушу отдать как виру пострадавшим, бабке Анисье отдать голову с рогами и подыскать ей в округе кого посмирнее. Дальше.
По толпе бояр пронесся легкий разочарованный вздох. Будимир Микулович закрыл глаз и устроился на лавке поудобнее. Вскоре из того угла послышалось деликатное покашливание бояр, которые пытались таким образом заглушить раскатистый храп старика.
- Купцы из Хорьково челом бьют, просят понизить пошлину на пушнину...
Царь устало потер ладонью лоб. День предстоял долгий.
оос: у кого как, а у царя совет где-то до полудня. кто хотел приходить потом - в аську )